Попытка расшифровать обещание!

Триада за все хорошее

Главный лозунг преемника Медведева похож на тост, в нем нет ответов на конкретные политические и социальные вопросы.

У озвученной Дмитрием Медведевым и претендующей на целевую концептуальность формулы «Справедливое государство, сильное гражданское общество, благополучие людей» есть, как минимум, одно безусловное достоинство. Она афористична и апеллирует к определениям, которые сами по себе являются сугубо положительными.

Возможно, «Справедливость. Сила. Благополучие» не может претендовать на сравнение с триадой «Свобода. Равенство. Братство». Зато вполне сопоставимо с формулой «Свобода. Равенство. Собственность» – модификацией, которой Наполеон заменил исходный революционный лозунг.

Кстати, интересно, что в новой целевой формуле никак не обозначена тема собственности. Конечно, и наполеоновский слоган в явном виде не давал ответ на то, кому будет принадлежать эта собственность. Но фиксировал, что собственность, точнее, право и гарантии на обладание ею – важно. Нынешняя российская власть вообще эту тему обходит. Не только не говорится, у кого должна быть собственность, но никак не обозначается, насколько она гарантирована хотя бы тому, у кого она есть. Очевидно, это оставляется для мудрого разрешения справедливого государства.

Но в целом – звучит красиво: «Справедливое государство. Сильное гражданское общество. Благополучие людей». Хотя и неопределенно, и даже тревожно. Неопределенно потому, что, в конечном счете, вряд ли кто-то возьмется утверждать нечто противоположное?

Когда большевики провозглашали свою триаду «Мир народам! Земля крестьянам! Фабрики рабочим!», то подразумевались и те, кто требовал вести войну до победного конца, и те, кто полагал, что земля должна быть сохранена для помещиков, а заводы – для капиталистов. Была ясна позиция, было ясно, чьим интересам она отвечает, а чьим противоречит.

Нынешняя формула в принципе не предполагает иного.

Кто станет провозглашать: «Несправедливое государство, слабое неструктурированное гражданское общество, нищий народ»?

А потому отчасти кажется воспроизведением извечного пропагандистского алгоритма Жириновского: «Все – всем». А отчасти – примитивной вариацией тезиса об общенародной собственности: «Все, значит ничье».

Если в ответ на лозунг даже в принципе нельзя выдвинуть контрлозунг, то, значит, он по сути ничего не означает. Или может означать что угодно.

В зависимости от того, что понимать под Справедливостью, Гражданским обществом и его силой, Благополучием и его источниками. Именно это и тревожит в красивой медведевской формуле.

Тезис о справедливом государстве вызывает вопросы двух уровней. Первый, вполне традиционный, в чем, собственно, справедливость данного государства? Дело даже не в различиях трактовок этого понятия в разных культурах. Вряд ли кто-либо из правителей, особенно создавших свои политические системы, считал их несправедливыми. Ни Пиночет, ни Гитлер, Ни Карл Первый, ни Людовик Шестнадцатый, ни Николай Второй. Каждый из них, скорее, верил в то, что является носителем высших представлений о справедливости.

Вопрос и в том, относительно чего реализуется справедливость. Относительно оплаты чиновников? Подчинения государства воле большинства? Следования его деятельности служению целям, которые оно считает справедливыми?

Используемых методов правления? И вообще, что здесь должно быть выше: закон или справедливость? Право или Этика? Никогда и никому еще не удавалось добиться тождества этих начал – потому они и существуют как разные начала.

И вот здесь мы выходим на второй уровень тревожности. Очевидно, справедливое государство – то, что решает находящиеся в его ведении вопросы в рамках определенного понимания справедливости. И дело уже не в том, что трактовки различны. А в том, что государство оказывается субъектом определения справедливости. Либо есть еще какой-то высший орган, надгосударственный орган, интерпретирующий, что справедливо, что нет: Тайный Совет Чести, Политбюро той или иной партии, верховный шариатский суд